Олег Языков - Крылья Тура. Командировка [2 том полностью]

Со мной тихо расставаться тоже не захотели — кто-то что-то громко заорал сзади. Наверное, что-то вроде: "Держи демонов!" Не знаю, не владею немецким. Но не "Гитлер капут!" кричали, это точно.

Эти крики меня взволновали, рука у меня дрогнула, и я обронил аж две лимонки. Испугавшись, что меня не так поймут, я быстренько свинтил от этой рощи подальше в кусты. Но все равно — взрывы гранат и взрывы воплей недовольных туристов я услышал.

Так, ребята! Что-то тут людно! Не мог Вася тут спрятаться. Он и спокойно спуститься на парашюте не смог бы. Обязательно какие-нибудь туристы подбежали бы его приветствовать. Этот вопрос надо разъяснить.

Я снова скрылся в кустах. Это становится плохой привычкой — будешь уединяться от людей, аутистом станешь.

Надо кого-то найти и поговорить. Кого-то, кто может знать, где Вася. А кто может знать? А вот пулеметчики и могут! Василий прыгнул часа полтора назад, даже больше. А эти, наверное, сменились максимум час назад. Так что, шум и сплетни они должны и слышать, и знать. Бегом к ним!

Бегом, так бегом. Лучше прыжком. Я появился у пулеметного расчета за спиной, метрах в семи. Но один из немцев что-то услышал и стал поворачиваться ко мне. Оружия у него в руках не было, но двух собеседников мне не надо. Поэтому я кинул ему стрелку, а он ее не смог поймать, и только удивленно ойкнул…

Второму я попросту дал по каске телекинезом, и он впечатался башкой в треножник пулемета. Получилось громкое "Бам!" и немец впал в нирвану.

Во фляге у него был кофе, да еще, по-моему, с ромом, что ли… В общем, я скинул с него каску и вылил всю флягу ему в лицо. Поскольку в рот я ему забил кляп, возразить он мне не мог.

Встал вопрос процедуры переговоров. Со мной не было переводчика, да и вообще… Раскрывать ему пасть было незачем. Я посмотрел ему в глаза и спроецировал немцу простую картинку — в небе болтается парашютист.

Тут же пошел отклик — немец дернулся, и я понял, что Василий начал стрелять еще в воздухе. И даже смог ранить кого-то. А потом он приземлился, и его быстро сбили с ног, запеленали в полотнище парашюта, и начали со вкусом бить ногами. Пока не подбежал офицер и не остановил избиение. Сейчас Василия держали в погребе на хуторе, километрах в двух отсюда. Сколько там людей? Пустяк — и десятка не будет.

Я убил немца, связал его с трупом напарника ремнями, и, оттащив их телекинезом подальше, свалил трупы в овраг. Найдут, конечно, но не сейчас… А минут через десять это будет уже неважно. Где там этот хуторок в степи? Я приник к биноклю…

Около хуторка стояли полуразрушенные сараи, что ли. Вот туда я и сквозанул. Стояли они на абсолютно ровном месте, и подойти к ним незамеченным никто бы и не смог. Поэтому за ними и присмотра, считай, не было.

Проскочив за сараи, я присел в густеющей, длиннющей тени — ведь было уже около семи часов вечера, и начал копаться в сумке из-под противогаза. Сало еще рано, спирт… спирт скоро, наверное, пригодится, синяки прижигать. Бинты тоже, пожалуй, нужны будут.

Немцы ходили по двору, что-то говорили, гоготали, как гуси. Гуси, собственно, тоже гоготали… Те, которые остались. Потому, что их поголовье немного сократилось. Несколько немцев сидели без мундиров, в одних штанах с подтяжками, и щипали битую птицу. Так, приятного аппетита, геноссен. Я закончил копаться в сумке, взял приготовленные стрелки, и спокойно пошел к дому…

В общем, немцев было восемь человек. А хозяев хутора было шестеро. Трое из них дети, двое — старики. Они лежали в яме для мусора, метрах в сорока от хуторка. Я заметил эту яму по трупам двух собак. Видимо, они плакали над телами хозяев, и душевные немцы помогли собачкам забыться.

Я собрал все документы, какие нашел, в планшет унтер-офицера, выбросил затворы от оружия в выгребную яму и пошел искать своего ведомого.

Похоже, это здесь. Сбив железную накладку, я открыл дверцу в погреб.

— Вася, ты здесь?

— Командир? Ты?

— Я, я, Василек. Как и обещал. Вылезай — твой отдых закончился… Пора обратно на войну, Вася. Долги у нас, видишь ли, опять накопились.

— Эк, Вася, как они тебя отделали-то… Качественно…

— Ничего, я тоже двух подстрелил.

— Да знаю уже… Повернись ко мне спиной.

Закончив обрабатывать его раны спиртом и перебинтовав окровавленные руки, я снова зашел Васе за спину и легко дал ему по затылку. Объяснять ему, каким образом можно перемещаться на десятки километров, я не хотел… Ну, поехали. Нас уже ждут, пожалуй.

Глава 9

Но спокойно уйти мне не дали. Можно по-разному относиться к немцам, будем выражаться точнее — к фашистам, но то, что они хорошие солдаты, не оспорить…

После того, как я так неловко уронил две лимонки в рощице, прошло, наверное, около получаса, ну, может, чуть больше, а к хуторку уже кто-то пылил на паре мотоциклов. Дело ясное — те туристы подняли тревогу, мол, кто-то тут в тылу бегает и гранаты теряет. Найти бы надо, этого рассеянного с улицы Бассейной, а то он еще чего учудит.

И понеслись тут звонки-радиограммы по всем заставам и постам… А на хуторе к аппарату никто и не подошел. Правда, я его не видел, но сказать с уверенностью, что связи на хуторе не было, я не мог. А раз хутор не ответил, то… Вот вам и вопрос на сообразительность — где этот гадкий потеряшка прячется?

Да, а с Василием я погорячился… Поспешил я его в аут отправить. Ну, да ладно! Свидетелей мамаева побоища мне тоже как-то не надо.

Я вновь отнес ведомого на кучу соломы в погребе и закрыл к нему дверь. Пусть поспит в холодке… Теперь — участники мотопробега.

Стрелять было рано. Стрелять я решил немного попозже. А сейчас хватит и стрелок. Или лучше использовать телекинез? А ведь на самом деле — стрелок-то мне придется кидать аж шесть, а так — два раза грохну гравитационным кулаком, и все — мотоциклистов можно сметать веником в мусор. И — тишина…

Так и сделал. В живых не оставил никого. Пленные мне сейчас не нужны, да и допрашивать мне их некогда. Теперь бы надо отвлечь внимание немцев от хуторка. А ну-ка, пулей к пулемету…

У пулемета я по-хозяйски осмотрелся, попинал короба с лентами и задумался… Потом, кряхтя, раскачал и вытащил треногу из земли, и, проклиная все на свете, потащил эту заразу тяжеленную на новую позицию. На полдороге я устал, хлопнул себя по лбу, и потом поднял станок телекинезом. В общем, на облюбованную мной возвышенность, я взлетел мухой. Немного повозившись с установкой пулемета, я выпустил половину ленты по окрестным кустам и, загребая носками сапог пыль, пошел за остальными коробами. Нужно дать фашистам время, чтобы они поняли, откуда раздавалась стрельба, доложили, кому следует об этом, и, получив команду на выдвижение, тронулись в путь…

Вернувшись, я добил ленту в воздух и начал думать, как перезарядить пулемет. Немного пошевелив мозгами, я сообразил, как можно поднять крышку пулемета и установить новую ленту. Залегать тут в долговременную оборону я, конечно, не собирался. Скоро совсем стемнеет, и грохнуть одинокого пулеметчика для опытных немецких пехотинцев труда не составит. Мне всего-то и нужно было — отвлечь внимание немецкого командования по моим поискам от хутора, и приковать это внимание совсем к другому месту — в нескольких километрах от моей реальной тропы на свою сторону. А для этого…

Я поколдовал с прицельной планкой и, подумав, установил ее на 800 метров. Все равно из пулемета я точно по отдельному фашисту, скорее всего, не попаду. А так — покуражиться, положить цепь носом в пыль и подержать ее немного на месте и этого хватит. А где мои лимонки? Раз, два, три, четыре… все на месте. Полежите пока, птички мои, отдохните. А там — в последний полет, как говорится — "Летят перелетные Эфки…"

Я насторожился… Точно! Лязг металлической амуниции и оружия, отрывистая немецкая речь. А вон и кусты шевельнулись — никак передовой дозор… Ну, помолясь…

Примерно выцелив этих авангардистов, я с наслаждением нажал на спусковой крючок "MG-42". Пулемет радостно загрохотал — ему было абсолютно по пулеметному барабану с лентой то, что он стреляет по своим. Лишь бы стрелять! Трудоголик германский. А хорошо шьет, как по ниточке! Мощный пулемет грубо потрошил кусты, укрывавшие немцев. Их криков я не слышал, потому что под ухом грохотал "MG", но разлетающиеся в клочья кусты, пылевые следы от очередей и смутное шевеление солдат, серыми мышками разбегающихся от веера пуль, я видел отлично! А ну, еще! Хрен с ним, со стволом! На перегрев!

Над кожухом стал играть горячий воздух. Пулемет клацнул и замолчал — лента кончилась. Заморачиваться с перезарядкой я и не планировал. Пригнувшись, я, не глядя, перебирал лимонки, внимательно высматривая и оценивая шевеление фашистов по кустикам.

Ага, вон какая-то организованная группочка! Ловите, геноссен! Первая пошла! Я сорвал кольцо, рискнул — и отпустил рычаг. Он звонко клацнул и отлетел. Я сказал — "Айн — цвай!" — и лимонка порхнула в кусты. Взрыв ударил еще в воздухе. В кустах киркоровскими зайками заверещали раненные и испуганные немцы. Вторая — пошла! Третья! Врот фронт вам, фашисты, лови!